В праздничном ряду нашего нового иконостаса главного храма в центре располагается не совсем обычная икона события, не входящего в число Двунадесятых праздников. Иконописец не придумывал ничего заранее, не помнил и не вспоминал – в какой день было совершено малое освящние Престола и Первая Божественная Литургия. Я специально говорил с иконописцем об этом, и он подтвердил мне, что икона Воскрешения Лазаря встала по центру, можно сказать, сама. Тем удивительнее, потому что день рождения нового служащего храма Москвы пришелся именно на Воскрешение Лазаря, Лазареву Субботу, 30 марта 1991 года. В этот день вспоминается и Алексий, человек Божий. “С гор потоки”, - говорили в деревнях про этот день. Весна вступает в свои права. Весна 1990-х давала первые ростки и цветы новой Оттепели: процвела Первая Божественная Литургия и в Троицком-Голенищеве.

Это сейчас никого не пугает имя святителя Патриарха Тихона. А у нас в семинарии в 1970-х гг. это имя было запрещено произносить вслух. Как и имя святого праведного Иоанна Кронштадтского. И вдруг – освящается Престол с этим именем. Один из первых в России. Но мы хотели отметить и всех пострадавших, поэтому и просили присоединить к имени святителя Тихона и всех “священномучеников, мучеников и исповедников Российских” за все времена, включая и наш ХХ век. Святейший Патриарх подписал. На Антиминсе видно, что после имени святителя Тихона он поставил точку. Потом, видимо посмотрев в прошение, добавил все то, что мы просили: “и всех священномучеников, мучеников и исповедников Российских”.

Собрались все, кто мог и кто не мог. Разве можно было пропустить такое событие? Тишина и сосредоточенность прервалась звуками громко произносимых молитвенных слов. Вся колокольня будто наполнилась теми, кому посвящен новый Престол. Миллионы пострадавших пришли к нам. Еще не прославленные нами, но принятые давно Богом в чине мученическом, присутствовали с нами. Это ощущали все и было очень страшно. В нарушение всех законов времени и пространства – мы все были вместе. Без внешних украшений и помпезности – торжеством было всё и все пребывали в преизливающейся всюду благодати Божией. Те, кто открывал новые и восстанавливал старые храмы – поймут меня. Кирпичный разлом стены струит потоки благодати, обретаемой в такой интенсивности только лишь где-нибудь у раки святых мощей или в пещерах Киевской Лавры.

Причащались почти все. Литургия переживалась как-то апокалиптически: у нас был Храм-Алтарь. Стоящие в храме стояли и в алтаре, потому что преграды не было, и негде было ее ставить. Все мы были на Небе, изогнувшемся и приникшем к земле в данное время и в данном месте. В полном смысле сказанных слов: “В Храме Славы Твоея стояще, на Небеси стояти мним…”. “И толику сущу, не проторжеся мрежа…”, и колокольня устояла, вместив “и всех, и вся”.

Такие события редки в жизни. Бог посылает нам их даром, ни за что. Преподобный авва Дорофей предупреждает, что подобного рода события неизбежно сопровождаются большими искушениями или до самого события или после. Надо только “держать удар”, что очень и очень трудно. Все и у нас было. Но тогда – мы все были счастливы и радостны без всяких пределов.

Вечером же служили всенощную с освящением верб. На другой день – Вход Господень в Иерусалим.

Потом служили Страстную седмицу. Читали двенадцать Евангелий, выносили Плащаницу, совершали всю ночь чин Погребения Спасителя. Все это было так наполнено жизнью, радостью, словно мы служили в первый или в последний раз.

На освящение куличей и пасох пришло неожиданно так много людей, что пришлось освящать целый день до темноты, прерываясь лишь на краткое время. Впереди была наша Первая Пасха. И не просто Пасха, а Кириопасха, то есть Пасха вместе с Благовещением. Это редчайшее совпадение. За всю мою жизнь Кириопасха случилась единственный раз.